- Что надлежит-то, ко… Что мне надлежит, баран ты чертов?!
- Т-ты сам должен понять… ОН тебе скажет… Но ты не поймешь… БЕЗ АКТИВАТОРА… Надо выпить активатор… Будь я проклят… Я п-предал…
- Так где твой активатор? Где, у кого, черт его раздери?
- Его взял… взял человек, который пришел после… Флакон… Во внутреннем кармане… Флакон…
- Полиция забрала, что ли?
- К-какая там полиция…
Обессиленный Мелканян откинулся на подушки.
Вдали по коридору зацокали каблуки. Огромное количество каблуков.
Шишел чертыхнулся и ломанул в дверь. В коридоре раздалось: «Это он… Держите!…» Загрохотало что-то упавшее на пол. Что-то разлетелось вдребезги. Загомонило с полдюжины голосов.
Уолт поднялся с четверенек.
Пирамида диагностической аппаратуры, громоздившаяся вдоль стены, сыграла-таки свою роль. Прикрытия.
Появляться в заполненном бестолковой суетой коридоре не имело ни малейшего смысла. Уолт опустился на корточки у постели ювелира. Взял его за руку, стараясь нащупать пульс.
- Теперь - снова ты… - несколько равнодушно констатировал Мелканян. - Ты всегда приходишь… приходишь последним.
- Вы сказали, что выдали кому-то имя… - Уолт спросил о первом, что пришло на ум.
- Да. Я отдал ИМ имя… ИМЯ ЦЕЛИ. Он теперь обречен.
- Кто? Кто обречен?
В палате вспыхнул свет. Пара запыхавшихся санитаров и охранник влетели в дверь.
- Что с ним? Жив? - спросил один из санитаров, явно принимая Уолта за кого-то из своих.
- Что это за тип? Он что - в ауте? - Охранник нагнулся над начавшим сползать со стула Фаем.
- Он жив, но в плохом состоянии, - веско сказал Уолт. - Примите меры. Я должен доложить…
Он отодвинул второго санитара, еще каких-то типов, замешкавшихся в дверях, и по коридору поспешил к лифту.
- Сэм… Самуэль Бирман… - выдавил из себя Мелканян.
Происходящее явно не трогало его. Взгляд его слепо искал Уолта. Но того не было уже здесь и в помине.
- Он знал Старые Книги… - прохрипел Мелканян. - Янтарный Храм за ним… Может… может, еще не поздно… Ему суждено открыть Врата…
На этом старик иссяк. Похоже, надолго.
- Пациент бредит, - констатировал подоспевший врач.
Джанфранко Каттаруза имел все основания для того, чтобы не спать этой ночью. Но он благополучно спал.
Бессонница была уделом уймы людей, чей путь пересекся с траекторией, которую прочертил в пространстве и времени Чертов Камушек. Не спал, кружа вокруг столика с телефонами, Картавый Спиро, не гас свет в кабинете для приватных бесед члена директората «Гэлэкси иншуранс» достопочтенного Акселя Строка, не гас он и в лаборатории, где над переплетениями световодов и клавишами компьютеров бдела команда профессора Мак-Аллистера, шпарил в своем верном «горби» по залитым ливнем ущельям улиц Шишел-Мышел, в сотне тысяч километров над поверхностью Планеты бодрствовали все, кому случилось оказаться в этом рейсе на борту рейсового лайнера «Покахонтес», теплились свечи - черные и янтарные в храмах двух совершенно разных вер, и Великие адепты - от Света и от Тьмы - не смыкали глаз над ними. Ну и черт с ними со всеми - гори оно все синим пламенем! Джанфранко Каттаруза спал.
Пусть все идет, как и шло. Если одним господам угодно искать Камушек - люди Джанфранко его ищут. Если другим господам угодно, чтобы Камушек не был найден, - так ведь, скорее всего, его и не найдут. Если черти унесли Нэнси, то, значит, так на роду было написано девице Клерибелл - быть чертями унесенной, а если Марку Чарутти за обедом у Альдо показалось, что Папа Джанфранко не прочь уточнить местонахождение маленькой воровки и личность громилы, ей повстречавшегося, то он предупрежден - строго-настрого - языком об этом не болтать. Если Магистру угодно поручить Папе искать неведомо кого, неведомо где - то пусть он в своем мухами засранном святилище и дожидается от Дьявола подсказки, пока вконец не очумеет. А Папа Джанфранко будет на кипенно-белых льняных простынях, под атласной попоной досматривать седьмой сон. Этого ему, однако, не дали.
- Какого черта? - осведомился Каттаруза у трубки отчаянно проверещавшего сигнал вызова блока связи.
Трубка сообщила ему голосом старого надежного Джанни Лареды, что тому только что пришлось вытаскивать из околотка не кого иного, как их общего знакомого Фая. Того сцапали в лечебнице Марии Магдалены, у какой-то важной птицы в палате с «пушкой» в кармане.
- Совсем сдурел Адриатика, - констатировал Папа. - Давай его ко мне. И постарайся, чтобы никакая пресса…
- Будь уверен, - заверил его Лареда. - Погоны не зря носим. Только Фай… того… в дурном каком-то состоянии…
- То-то я и чувствую… - вздохнул Каттаруза. - Давай поторопись.
- Я тебя не спрашиваю, где тебя черти носили полночи, - спросил Шишела через дверцу ванной Ли Бандура. - Я тебя спрашиваю, что вы там удумали с Мастером-Кановой такое, что весь вечер прошушукались? Если хочешь иметь меня в деле - уж будь добр за мешок меня не держать.
Ответом ему послужило нечленораздельное, но весьма убедительное бульканье: Шишел с головой ушел в заполненную чуть ли не крутым кипятком, замешенным на уйме целебных экстрактов и шампуней, ванну. Борьбе с возможной простудой он явно придавал куда большее значение, чем амбициям своего партнера. Совсем околел он под проливным дождем этой ночи - там, на крыше госпиталя. И после.
- Не слышу я ни хрена, шо ты там буробишь, - с раздражением прокомментировал ответ Шишела Корявый Банджи. - Чего заперся-то, словно красна девица? У тебя там шо - квадратный трехчлен отрос, что ли?