- Что вы все имеете в виду?
- Вы точно - не отсюда, сэр… - сочувственно взглянул на него диспетчер. - Вот ваш коллега полчаса назад объяснил вам, что Северный бугор - это, так сказать, тыльная часть этого мира. Его зад, так скажем… Так вот если вы это поняли, то примите к сведению, что Капо-Квача в этом заду - главная дыра.
- Повторяю: все шло нормальным ходом, - зло сказал Адриатика. - Дежурным Джок заплатил столько, сколько нужно, чтобы нам с Бонифацием не мешали полчасика беседовать по душам. Да и сам старик сперва был не против переброситься со мной парой слов. Но только вот, оказывается, я не один к нему наведался.
- Ты должен был подстраховаться, Фай, - строго заметил присевший на край своего президентских размеров стола Папа Джанфранко.
- Не ребенок я, - не без обиды в голосе отозвался Адриатика. - В коридоре Джок на стреме болтался. Как найду - шею сверну дурню. Хотя против гипнополя Джок, конечно, не защита…
- Думаешь, гипноиндуктором вас накрыли?
- Очень похоже. Только странным был гипноз… В общем, только я у старика Бонифация о здоровье справился, как смотрю - он меня и не слушает вовсе, а куда-то мне за спину таращится. Ну я, естественно, оборачиваюсь, и с того момента - в голове все едет. Помню только, что толковали они долго. Я же сижу - пень пнем. А ТОТ - за спиной у меня - талдычит и талдычит… А чего ему надо было - убейте, не помню. Потом только у Джанни в машине соображать что-то начал…
- Ладно. - Папа тяжело вздохнул. - Я знаю, что обштопать тебя, Фай, - дело не из легких. Сдается мне, что пока не стоит нам соваться в эти дела… В каком состоянии старик-то теперь?
Этот вопрос он адресовал своему секретарю, только что осторожно появившемуся в дверях.
- Чарутти полчаса назад докладывал - все в норме. Но пока к нему никого не пускают.
- Джок объявился? Грибник?
- Сидит у Волынски в околотке. Его вместе с Фаем и сгребли, когда шум весь этот поднялся. Чарутти говорит, что из-за него все и вышло. Его там за покойника приняли - на полу сидел в закутке каком-то. Ну, дежурный сразу про палату господина Мелканяна и вспомнил. Такая деталь: там еще один деятель был - в палате… Громадных размеров тип. Одет под санитара. Он смылся. С ним связываться побоялись.
- Громадных, говоришь, размеров?
- Чарутти говорит. Точнее, ему так сказали. Еще он говорит, что это характерно. И еще, - громила секретарь наконец мотивировал свое появление в кабинете шефа, - здесь бич какой-то приходил. Как с помойки выбрался. И тощий весь как щепка. Просил передать вам это вот…
Каттаруза, неприязненно поморщившись, взял сработанный из плотной фольги конверт, вскрыл его и прочитал несколько строчек, от руки нацарапанных на листке желтоватой бумаги. Ни имя Самуэля Бирмана, ни его должность, ни отношения Самуэля с людьми Янтарного Храма не вызвали у него никаких эмоций. Важен был только знак, стоящий вместо подписи. Знак менял цвет. Выцветал на глазах. Совсем исчез.
Папа задумался.
- Ладно… Ты в форме? - осведомился он у Фая.
- Я как-никак не барышня, чтобы месяц приходить в себя после того, как меня поимели…
Папа протянул ему записку.
- Этого человека достанешь живым. Запрешь в надежном месте. Лучше на «русской даче».
- Ясно, - торопливо сказал Фай, с недоумением разглядывая листок.
- Шкурку, смотри, не попорть… И вот еще что… - Каттаруза переменил позу. Почесал нос. - ТОТ… что стоял за тобой… там - в палате… Это и был тот громила, что косил под санитара?
Адриатика передернул плечами.
- Да нет… Мне, сам видишь, не очень-то все это запомнилось… Но ЭТО - та… тень. Я, собственно, только тень и видел… Странная такая. Не совсем человеческая. Урод страшный. И вместо глаз у него - Желтый Огонь…
Клайд не сразу понял, что то, что он видит перед собой, - просто-напросто небо. Небо Северного полушария. Голова его работала с некоторым трудом. Удивительно, что обошлось только этим. Зеленая, в кружевном орнаменте то ли леса, то ли кустарника, бескрайняя гладь болот раскинулась под ним после долгого, похожего на дурной сон полета под ядовито-желтым куполом давно устаревшей конструкции парашюта, и он только-только стал что-то различать с той головокружительной высоты, на которой находился. И только когда в его поле зрения вплыла скалистая, поросшая черным лесом громада берега, он понял, что высота эта не так уж велика - совсем не так уж… Это было последнее, что он запомнил.
Только поднявшись сначала на колени, а затем - осторожно - в полный рост, он сориентировался в окружавшем его пространстве - душном и огромном. То, что громоздилось из-за горизонта, наводя на мысль то ли о гигантской горной гряде, то ли о дыре в четвертое измерение, было просто грядой грозовых облаков. Как раз когда Клайд окончательно пришел в себя, ее прорезала молния. Потом он понял, что эти молнии - чудовищно яркие, слепящие - бьют здесь непрерывно по всему горизонту. Это делало мир вокруг странно зыбким. То и дело из-под ног вырывались призрачные тени, трепеща, устремлялись вдаль и тут же исчезали, сменяясь новыми и новыми. Терпкие, не слишком приятные ароматы забирались в ноздри. Еще немного позже до него дошло, что в уши ему мягким, но постоянным давящим потоком входит гром, беспрерывными раскатами бродящий по затянутым мглой сумрачным далям.
Он сделал пару шагов по странно пружинящей поверхности почвы и понял еще одну вещь - он был все еще жив только потому, что находился на превратившемся в надувной плот парашюте, разостлавшемся по вздрагивающей от каждого его движения трясине. Он совершенно не помнил, когда успел выбраться на этот островок безопасности. Видимо, он отделался относительно легким сотрясением мозга, вышибившим у него из памяти момент приземления.