- Да, пожалуй, только это. Там было довольно темно. А высунуть регистратор подальше я не решился. У типа в руках, как видишь, - здоровенная «пушка».
- Да. Она-то хорошо получилась. - Энни снова перевела взгляд на экран. - Прибавь яркости… Да… Не то чтобы лысый, но какой-то… Облезлый, скажем… Морда не тупая… Даже в чем-то - добрая. Хотя и страшная. Насколько можно разобрать… Довольно редкая особь, одним словом. Должен быть известен в криминальных кругах. Опять придется приглашать на коктейль всякую шваль.
- А главная его примета - Дьяволов Камень на пальце… - мрачно подытожил Уолт. - У меня вытанцовывается определенная картина того, что приключилось в тот вечер.
- Картина - проще некуда. Покуда Мак-Аллистер и еще какие-то идиоты с тобой вместе толклись у парадного входа конторы Мелканяна, этот тип потрошил сейф старого козла. Залез через мусоропровод - полиция это уже установила. По дурости напялил перстенек. Вот теперь с ним и мается.
- А от него действительно нельзя избавиться? Ну хотя бы вместе с пальцем?
- Только вместе с жизнью. Да и это проблематично… Уже пробовали в прошлом. - Энни похлопала по папке с распечатками - набежавшая за пару суток информация о предыстории Похищения.
- Мурата. И какой-то еще тип из адептов Воду… Жуткие вещи происходили с ними. Так что этот тип… Он очень опасен сейчас… Каждый раз, когда появлялся новый Избранник, черт его знает что происходило в Малой Колонии. И не только в ней…
- Так что - любой, надевший Перстень, не может уже от него избавиться? И неизбежно превращается в монстра?
- Перстень дается только Избраннику. Всякому постороннему он просто безразличен, посторонний как наденет, так и снимет. Но мало кому представлялась возможность попробовать. А из них - из тех, кому она представлялась, - мало кто решился на это.
Энни хлопнула по клавише и убрала с экрана расшифровку записи регистратора Уолта. Монитор привычно переключился на восьмой канал ТВ. Повторяли материал по угону «Покахонтес». На Уолта устало смотрел заснятый камерами внутреннего слежения лайнера Клайд Ван-Дейл. И кого-то ужасно ему напоминал.
Человек, одетый в униформу служителя операционной, опустив глаза, шел по коридору госпиталя. У ниши с мониторами он остановился и, убедившись, что вокруг никого нет профессионально, незаметным движением достал из кармана шприц-ампулу. Снял с иглы защитный колпачок и определил в утилизатор. Саму ампулу зажал в ладони так, что грязные ногти впились в мякоть, а руку сунул в карман. Конечно, не дело обращаться этак вот со стерильным оборудованием, но тому, кому предназначалась инъекция, уже не страшно было бы заражение крови. Потом.
У двери палаты сто восемь фронт работы для человека с опущенными глазами был подготовлен. Дежурного охранника, выставленного в коридоре после ночных событий, вполне убедил звонок от имени заведующего отделением. Он считал, что хорошо знает голос доктора Пинейру.
Человек со шприцем в кармане вошел в палату. Свет в ней был погашен, жалюзи - закрыты. Чтобы сориентироваться, ему пришлось остановиться на секунду-другую. На плечо ему легла легкая рука.
- Что надо вам здесь? - спросил его вкрадчивый, шелестящий голос.
Человек со шприцем резко обернулся, встретился глазами с затянутыми золотой поволокой зрачками сжавшегося в углу человека, как и он сам наряженного в медицинскую униформу, и выбросил руку вперед. И тут же ощутил обжигающий удар стали в солнечное сплетение. Его противник, так же как и он сам, бесшумно согнулся в три погибели.
- Мы… - выдавил он из себя вполголоса, - мы опоздали… - И ткнулся лицом в стерильный пластик пола.
Человек со шприцем - теперь уже пустым - с трудом вытащил из-за пояса пистолет и выпустил всю обойму по постели больного. Для себя он оставил только последний заряд. Когда он засовывал ствол в рот, раскаленный металл сильно обжег его губы.
Спохватившийся наконец охранник вбежал в палату - на подозрительный шум. Некоторое время он остолбенело смотрел на диковатый узор, который написали на стене кровь и мозг одного из двух скорчившихся на полу людей. Потом перевел взгляд на изрешеченную пулями кровать. Она была пуста.
- Вы хорошо подумали, сержант? - лейтенант Руцки поднял голубые выцветшие глаза на такие же - голубые и выцветшие гляделки сержанта Харриса. - Вам далеко еще до полной выслуги лет. На полную пенсию вы не можете рассчитывать…
Он неопределенно повертел в руках листок с прошением об отставке. Душа его ликовала, но соблюсти все формальности было долгом лейтенанта.
- Поверьте мне, я никогда бы не решился покинуть ряды полиции, если бы не плачевная необходимость позаботиться о делах семьи. Мой отец призывает меня возглавить вместо него наше семейное дело. Сам он уже не в силах…
- Солидное дело? - стараясь не выдать полного безразличия к причинам, по которым Господь наконец сподобил столичную полицию избавиться от Дубины-Харриса, осведомился Руцки.
- Какое-никакое, а кормит, - поднапыжившись, ответствовал Харрис. - Без хорошего руководства всему семейному бизнесу - труба…
- Вообще-то ваши мотивировки не выглядят… э-э… абсолютно убедительными. - Лейтенант поморщился. - Но я передам ваш рапорт по инстанции, и, я думаю, для ВАШЕГО, - он не удержался от кривоватой улыбки, - для вашего случая будет принято вполне удовлетворяющее вас решение. Однако раньше чем через две недели вы не сможете оставить выполнение своих обязанностей.
Выходя из кабинета начальника, сержант встретился глазами с патрульным Родменом и пожал плечами, - мол, не удалось ускорить процесс. Пол понимающе пожал плечами в ответ.