Шаленый весьма убедительным голосом рекомендовал противнику бросить оружие и поднять руки. Автоматы полетели на пол. Но дело решили не стволы и даже не быстрота реакции. Дело решил Камень, посверкивающий на руке Шишела.
Тот из конвойных, что был, видно, за старшего, повел себя примерно так же, как и тот чудак на шоссе, - бросился на колени перед Камнем - не перед Шишелом, нет, перед Камнем - и затараторил, ломая слова:
- Это… Это Воздевший сам пришел навстречу Тому, кто Предназначен… Он сам явился тогда, когда…
И тут ситуация резко изменилась. Один из пленников - черная девушка, настолько осунувшаяся и сгорбленная, что истинный ее возраст теперь и не «читался», - неожиданно с пронзительным криком, в котором смешались боль, ярость и какое-то злорадное торжество, коршуном кинулась на брошенный на землю автомат, схватила его и направила на стоявших на коленях конвоиров. Под низкими сводами подвала загрохотала очередь.
- Ты что делаешь, дурная?! - заорал Шаленый, кидаясь к ней.
Но даже с помощью Уолта и Трюкача вырвать автомат из рук Нэнси удалось только тогда, когда обойма его была пуста. После этого Пташка, мгновенно обессилев, повисла на руках Новикова. То, что продолжавшего стоять столбом Бирмана не скосило рикошетом, было, надо думать, проявлением заботы высших сил о не слишком усердном посетителе синагоги и заблудшем ученике Янтарного Храма.
- Дела… - растерянно прогудел Шишел. - Мокруху на нас повесила бабенка чертова… Четыре жмурика…
Уолт, которому вовсе не улыбалось стать в один и тот же день соучастником не только шантажа, но еще и убийств, не сразу разглядел повисшую на его руках Нэнси, а разглядев, охнул:
- Господи, да она в крови вся… И смотрите… Господи, что с ней такое делали?..
Шаленый тем временем развернул лицом к себе пребывающего в полуобморочном состоянии (только, в отличие от Нэнси, в положении «стоя») Самуэля и потряс его словно грушу.
- Очухайся, отец, будь добр! - зарокотал он. - Еще один мужик нам требуется - тот, что тебя принимал… Ли Бандура. Он-то где?
Сэм наконец выпал из комы и простонал, прислоняясь к стене:
- В-вашего друга нет… Его сюда привезли уже неживого… И своих убитых они забрали тоже… Он сражался до последнего. Тут у них внизу… Точнее, там, в том месте, где они… где они содержали нас… Там у них плазменная печь… Нечто вроде крематория…
- Так… - с горькой досадой выговорил Шишел. - Значит, не свидимся уже на этом свете с Корявым Банджи… Ни за хрен собачий погиб человек - а ведь не самый дурной из здешней публики… А с девкой этой бешеной что ж делать прикажешь? Она-то сюда каким боком залипла?
- Они… Насколько я понял, они хотели получить от нее какие-то показания… относительно человека с Камнем… Господи! Да это же ПРО ВАС они расспрашивали…
- Сроду с этой шалавой дела не имел… - растерянно поскреб в затылке Шишел.
- У них очень убедительные методы расспросов, - заметил Уолт. - Ее пытали, и очень жестоко - видите это?.. Слушайте, эту пальбу могли слышать полквартала. Сейчас здесь будет полиция.
- Ну что ж… - обреченно сказал Сэм, опускаясь на корточки и не спуская глаз с Камня. - Теперь вам остается только довести ваше дело до конца и прикончить старого еврея… Жаль, что я не успел…
- Ты чего буробишь, отец? - ошарашенно спросил Шишел.
Но тот, на кого он боялся обернуться, уже положил ему руку на плечо. «БУДЬ ВНИМАТЕЛЕН… - сказал ему ТОТ, с Желтым Огнем вместо глаз. - ТЕПЛО, ТЕПЛЕЕ, ГОРЯЧО, ОЧЕНЬ ГОРЯЧО…» Пересиливая жуткое наваждение, Шишел стряхнул с плеча эту невидимую руку (ох, руку ли?) и продолжал бестолково парировать странное заявление Сэма.
- Ты, отец, прекрати эти антисемитские разговорчики!… Ты мне что сказал тогда, на шоссе? Что большой ты дока по части Камушка этого… Тогда уж, будь добр, порасскажи об ем малость… Как-никак второй раз тебя из дерьма вытаскиваю… А то совсем заела меня хреновина эта…
На лице Сэма безмерное отчаяние и покорность судьбе дополнились безмерным же удивлением.
- Как?.. - спросил он, глядя в пространство перед собой. - Так вы даже не…
- П-потом разберетесь, - вошел в разговор молчавший дотоле Гарик. - Н-на п-проклятых «шмайсерах» не было глушителей! Сейчас п-половина городских легавых будет здесь! Х-ходу отсюда!
В день двадцать шестой своего пребывания на преславном своей мерзостью плато Северного полушария Капо-Квача Клайд, помирая от жары, стоял навытяжку перед старшим по инструктажу Тори-Вори и со злобной тоской ожидал, когда же наконец закончится торжественная церемония возведения его в чин комотделения. Само отделение, назначенное в его подчинение, неполная дюжина золотушных дебилов переминались на кривых нижних конечностях, вертели башками, норовили словить мух, вытянуть из носа соплю позабавнее, просто кемарили стоя и всеми другими известными способами использовали то обстоятельство, что руководство расположилось к ним спиной.
Старший хрипловато, но вполне членораздельно огласил Клайда достойным носить оружие во славу Деда Всех Дедов и привел его к присяге, велев совершить обряд целования Белоснежного Знамени. Посапывавший наготове за его плечом знаменосец вовремя выдвинул вперед древко, и Клайд, выбрав на застиранном полотнище место почище, приложился к святыне Свободного Лесного Народа. В полном соответствии с уставом старший обнял его, выдохнув в лицо облако перегара, и сверх устава шепнул, чтоб не тянул, а шагал в корпус расписываться за чин и присягу, там, мол, и отметим…
Затем Клайд был оглашен комотделения и к рубахе его была присобачена белая кисточка с хвоста ночного древесного яйцекрада.