- Вы видите, что творится? - повернулся к посетителям Диммер. - И вообще, командую теперь здесь не я, а во-о-он тот господин. - Он кивнул на Йозефа-Йохана.
- Всем убраться из воздушного пространства! И уберите эти чертовы вертолеты и платформы!… - уже без оглядки на условности приказал генерал Химмельблау.
Люди Советника замешкались, не решаясь пускать в ход оружие. Не из-за того, что можно было в образовавшейся свалке укокошить собственного шефа или вообще кого из своих. Усмиряющим фактором служили скорее зависшие на уровне крыши башни «вертушки» телехроники. Они обеспечивали слишком уж большое количество свидетелей всему, что происходило здесь.
Из-под брыкающегося и из стороны в сторону елозящего по площадке холма, образованного дерущимися, вылетели в сторону сначала безнадежно разбитые очки Даррена, а затем и он сам - с расквашенной физиономией, выплевывающий выбитые зубы - верный секретарь профессора Мак-Аллистера. Не тратя времени понапрасну, он зайцем кинулся по диагонали площадки к перилам ограждения. Вся орава дравшихся оставила свое занятие и устремилась за ним. На бетоне остались кататься, нещадно лягая, кусая и тузя друг друга, только лишь генерал-академик и Советник народа.
Все семеро обезоруженных виновников «торжества» напряженно стояли поодаль, готовые в любой момент включиться в схватку за главный приз. Азарт борьбы охватил даже ранее индифферентного ко всему доцента Бирмана. Трюкач и Пташка-Клерибелл с трудом удерживали его на месте. Возникло позиционное равновесие.
И тут Нэнси воскликнула:
- Смотрите! Смотрите! - Она отпустила рукав Сэма. - Вон туда! Это они… они пришли за нами!…
Остальные шестеро, как по команде, задрали головы, разглядывая происходящее в синей бездне неба.
- «Ковчег»… - выговорил Сэм Бирман. - Вот он «Ковчег» Аббата Ди Маури…
- Нет, - возразил ему Клайд. - Теперь уже не «Ковчег». «Хару-Мамбуру»…
- Чего? - не понял Шишел.
- Потом… - отмахнулся Клайд.
Даррен меж тем достиг перил ограждения и, широко размахнувшись, словно гранату метнул проклятую реликвию в белый свет как в копеечку. Посверкивая на лету, Кольцо описало красивую дугу и кануло в сумеречном ущелье Вест-стрит.
В нескольких километрах оттуда, перед экраном установленного в палате телевизора, Бонифация Мелканяка чуть было снова не хватил кондратий.
Вся куча преследователей, мгновенно забыв про самого Даррена, влепилась в перила, чуть не своротив их, и секунд пять-шесть всматривалась в бездну. Затем, не говоря худого слова, вся компания кинулась в двери аварийного спуска. Даррен последовал за ними, огрев на ходу Советника Георгиу по удачно подставленному темени взятыми в замок кулакам. Выпроставшийся из объятий противника, генерал-академик ломанул следом, взяв старт прямо с четверенек. Ошалевший Советник народа не замедлил вскочить на ноги и, гигантским нетопырем ткнувшись пару раз в предметы, для того не предназначенные, рванулся наконец в оставшуюся сиротливо отверстой дверь. Вместе со всей одичавшей оравой он обрушился двумя этажами ниже на почти уже одолевших нелегкий подъем людей Каттарузы во главе с Фаем Адриатикой. Полузатоптанные мафиози были еще совершенно не в курсе случившегося, но уже чисто рефлекторно кинулись вслед пробежавшей по ним орде и настигли ее еще дюжиной этажей ниже - там, где проход закупорила бестолковая команда Маноло, а уж вся эта очумевшая лавина, словно бурная река щепки, подхватила и понесла с собой начавших было где-то на двадцатом этаже отчаянную схватку с людьми Ложного Учения послушников монастыря Желтого Камня… Все. Только семеро остались смотреть в небо на крыше стовосьмиэтажной башни.
- Приготовьтесь, док, - сказал Шаленый. - Не потеряйте ваши бумажки. Как ценный кадр полезете в Корабль первым.
- Я не полезу никуда, - тихо ответил Сэм Бирман. - Мне некуда бежать из этого Мира. Здесь моя семья, мое дело… И я не преступил ни одного закона…
В другое время и в другом месте его слова только рассмешили бы Шишела. Но он уже знал, что означает эта кроткая решимость тихого доцента. Тихо, непривычно тихо он сказал:
- Тогда прощайте, Сэм.
- Прощайте, Дмитрий, - также тихо ответил Сэм.
Это вовсе не походило на многим из старшего поколения Малой Колонии хорошо знакомый аэрокосмический налет. Вовсе нет. Это походило на что-то метеорологическое, на мираж: словно в высоком, еще только начавшем хмуриться простершимися вдоль горизонта тучами небе на город начала набегать волна. Сперва еще трудноразличимая, на дрожание воздуха в отчаянной дали похожая, она с каждым мигом становилась все более и более ощутимой, темной, плоской громадой, стремительно заполнявшей собою пространство.
- «Лапута»… - зачарованно произнес диспетчер. - Гулливеровская «Лапута» - вот что это мне напоминает…
- Не «Лапута»… - тихо - больше для себя - сказал Стивен, - «Хару Мамбуру»…
- Они уже над городом, - доложил, преодолев оцепенение, диспетчер. - Резко сбрасывают скорость… - И уже сверх уставных требований, от себя, добавил: - Она страшно громадная… Как крейсер… Как целый астероид, черт побери!
- Если сейчас у какого-нибудь идиота хватит ума выпалить по этой штуке, - глухо сказал генерал Химмельблау, - то мы можем остаться без Столицы…
По-над крышами, башнями и шпилями города, и впрямь все замедляя и замедляя свой стремительный бег, плыл опрокинутый, словно отраженный в невероятной величины вниз повернутом зеркале, какой-то индустриальный, сюрреалистический ландшафт. Непривычные, словно из адским пламенем обожженного металла, но явно рукотворные плоскости, башни, перекрытия, нагромождения каких-то конструкций - и все это, плотно скомпонованное, втиснутое одно в другое и неимоверно громадное и сложное, - все это плыло все медленнее и медленнее, словно невидимым морозом схватываемое, стремилось к тому, чтобы окончательно замереть, остановиться в какой-то магической точке… Все остановилось…